"Ребята!! Будем жить!" (с) лейтенант Скворцов
"За окном послышался отдаленный натужный гул пролетающих самолетов. Потемкин свернул трубочкой ладонь, приложил к уху.
- Наши пошли! Я их по звуку безошибочно узнаю,- похвастался он, обернувшись к Дубровскому.
- Наши-то наши. Это я сразу почувствовал,- отозвался тот.- А вот какого типа самолеты - можете определить? Я, например, точно знаю. Могу даже пари держать.
Дубровский намеренно соврал. По монотонному реву авиационных моторов он не только не умел опознавать типы самолетов, но не научился определять даже их принадлежность. Он заведомо готов был проиграть пари, лишь бы выяснить, какие самолеты Потемкин назвал нашими. Расчет оказался точным. Потемкин вновь приложил к уху сложенную трубочкой ладонь, на лбу его обозначились складки. Через мгновение он торжествующе посмотрел на Дубровского и сказал:
- Это "юнкерсы"! Возможно, и "дорнье". Но ни в коем случае не "хейнкели"...
- Да-да! Вы правы. Это "юнкерсы". Куда-то в сторону Сальска направились.
- Не знаю, куда они, а я пошел в казино ужинать,- сказал Потемкин, застегнув френч...
...Оставшись один, Дубровский задумался. Сомнений не было. Даже полицаи и старосты, с которыми приходилось встречаться, делили воюющие стороны на немцев и русских. И никто из них не называл немцев нашими. А этот? "
(с) "Сотрудник гестапо", Г. Гофман
грустно вообще все это
- Наши пошли! Я их по звуку безошибочно узнаю,- похвастался он, обернувшись к Дубровскому.
- Наши-то наши. Это я сразу почувствовал,- отозвался тот.- А вот какого типа самолеты - можете определить? Я, например, точно знаю. Могу даже пари держать.
Дубровский намеренно соврал. По монотонному реву авиационных моторов он не только не умел опознавать типы самолетов, но не научился определять даже их принадлежность. Он заведомо готов был проиграть пари, лишь бы выяснить, какие самолеты Потемкин назвал нашими. Расчет оказался точным. Потемкин вновь приложил к уху сложенную трубочкой ладонь, на лбу его обозначились складки. Через мгновение он торжествующе посмотрел на Дубровского и сказал:
- Это "юнкерсы"! Возможно, и "дорнье". Но ни в коем случае не "хейнкели"...
- Да-да! Вы правы. Это "юнкерсы". Куда-то в сторону Сальска направились.
- Не знаю, куда они, а я пошел в казино ужинать,- сказал Потемкин, застегнув френч...
...Оставшись один, Дубровский задумался. Сомнений не было. Даже полицаи и старосты, с которыми приходилось встречаться, делили воюющие стороны на немцев и русских. И никто из них не называл немцев нашими. А этот? "
(с) "Сотрудник гестапо", Г. Гофман
грустно вообще все это
-
-
31.05.2014 в 07:47Держись там, и береги себя
-
-
31.05.2014 в 11:08-
-
31.05.2014 в 11:45А так да, безмерно грустно.
-
-
31.05.2014 в 17:03А такое уже может происходить.
"... Я воспользовался остановкой, чтобы расседлать Андромаху, протереть ей спину соломой и позволить ей поваляться на траве. Сам же я стоял с седлом рядом и прислушивался, готовый вновь поседлать при первом выстреле.
Рядом со мной разговаривала группа казачьих офицеров. Молодой удивлялся.
— Почему среди убитых нет обезглавленных? Можно ли одним ударом отсечь голову? Видишь иногда прекрасные удары: череп рассечен наискось, а вот отрубленных голов я не видел.
Старший офицер объяснил:
— Чтобы отрубить голову, вовсе не надо слишком сильного удара. Это вопрос положения, а не силы. Нужно находиться на том же уровне и рубить горизонтальным ударом.
Если конный противник нагнется, а он всегда нагибается, то горизонтальный удар невозможен. Пехоту же мы рубим сверху вниз... Эх, жаль, если бы подвернулся случай, я бы показал, как рубят голову.
В одном из предыдущих боев мы захватили комиссара. Впопыхах его посадили в пролетку генерала Бабиева, которая случайно проезжала мимо. Посадили и про него забыли. Пролетка служила Бабиеву рабочим кабинетом. На этой остановке Бабиев слез с коня и направился к своей пролетке. Он с удивлением увидел комиссара.
— Кто этот тип и что он делает в моей пролетке?
— Комиссар, ваше превосходительство, — сказал адъютант. — Мы подумали, что вы захотите его допросить.
— Вовсе нет. У меня масса работы. Освободите от него пролетку.
Комиссара любезно попросили слезть и подойти к разговаривавшим офицерам.
— Вот случай, который сам собой напрашивается, — сказал пожилой.
С комиссаром были вежливы, предложили папиросу, стали разговаривать.
Я все еще не верил в исполнение замысла. Но пожилой зашел за спину комиссара и сухим горизонтальным ударом отсек ему голову, которая покатилась на траву. Тело стояло долю секунды, потом рухнуло.
Я сделал ошибку. Надо было бы наблюдать, что делается с головой, а меня привлекла его шея. Она была толстая, наверное 42, и вдруг сократилась в кулак, и из нее выперло горло и полилась черная кровь.
Меня стало тошнить, и я поспешил отойти. Все это произошло без всякой злобы, просто как демонстрация хорошего удара.
— Это что, — сказал пожилой. — Вот чтобы разрубить человека от плеча до поясницы нужна сила.
Он вытер шашку об мундир комиссара. Человеческая жизнь ценилась недорого.
Сергей Мамонтов. "Походы и кони".